Поддельное искусство.

Поддельное искусство

Поставщики арт-фуфла — от музейных экспертов до международных аукционных домов.

Оригинал этого материала

© Esquire, март 2012, У кого подлиннее

Записал Фёдор Сваровский

Никита Семенов, юрист галереи "Триумф", консультант известных московских антикваров, бывший следователь СК ГУВД г. Москвы:

«Большая часть поддельных работ появилась на русском рынке в начале 2000-х, когда у представителей бизнеса стала скапливаться сверхприбыль. Фальсификаторы начали ходить по западным аукционам, искать работы, похожие на работы русских художников, ввозить их в Россию и подвергать переделке. Рынок подделок был огромным. Множество фальсифицированных работ покупали и коллекционеры, и банки, кто угодно. И отдельная история — подарки. Ты же вряд ли сразу побежишь проверять подлинность подарка? Представляете, сколько фуфла висит на стенах домов кремлевских, лужковских чиновников? Человеку всегда нравится конкретный художник или период. Сурков, предположим, любит Модильяни. Кстати, по слухам, администрация президента не раз попадала в проблемные ситуации. Например, одному сотруднику было продано порядка 10-12 поддельных предметов русского авангарда — Кончаловский, Фальк, Кандинский и далее по списку. Огласки эта история не получила. А иногда дело доходило до совсем уж гротескных случаев. Собираются подарить какому-нибудь олигарху картину Рериха, покупают подлинник, а подписи Рериха там нет. На самом деле, далеко не всегда художники ставят авторскую подпись. И тогда, представляете, заказывали поставить на подлиннике поддельную подпись.

В середине 2000-х авторитетнейший эксперт Владимир Петров вдруг отказался, по моим оценкам, примерно от двухсот своих заключений. Думаю, он как бы упредил удар до того, как случится что-нибудь серьёзное. Это был очень смелый шаг. Чтобы информацию о подделках вбросить на рынок, был придуман проект «Внимание: возможно, поддел­ка», которым занимался издатель Владимир Рощин. Он выпустил пять каталогов подделок, куда попало больше пятисот работ, очень много экспертиз Третьяковки, Русского музея, Центра Грабаря (старейшая реставрационная и одна из самых авторитетных экспертных организаций России. — Esquire). Потом Третьяковка и Центр Грабаря признались, что они дали неверные экспертизы.

Ситуация с подделками достигла апофеоза примерно в 2005-07 годах. К счастью, никого не застрелили, хотя цифры потраченных на подделки денежных средств зашкаливали: три, пять миллионов долларов в каком-нибудь отдельно взятом случае. Но в результате были возбуждены и направлены в суд лишь два уголовных дела. Все это произошло лишь потому, что продавцы подделок отказались сделать возврат, а потерпевшие пошли на принцип. Если бы сразу были возвращены деньги, сомневаюсь, что ситуация имела бы уголовно-правовые последствия. Таков один из мощнейших саморегуляторов арт-рынка — возврат, то есть аннулирование сторонами сделки купли-продажи и возвращение контрагенту полученного по ней.

Я участвовал в обоих этих делах. Первым было дело крупных московских антикваров — супругов Преображенских, расследование которого я возглавлял. У них были связи — заместитель министра МВД, один из бывших высокопоставленных сотрудников МУРа, совладелец медиахолдинга «Совершенно секретно», сотрудники ФСО, ГУСБ и УБОП. Супруги надеялись решить вопрос, просто заплатив денег. Но дело получилось очень резонансным, и нам удалось его отстоять. В 2004-05 годах Преображенские продали одному и тому же человеку 34 предмета живописи, 15 из которых оказались поддельными. По пяти предметам мы смогли отследить историю картины, то есть установить, из какого именно западного предмета искусства были переделаны эти вещи, кто их приобретал и ввозил и кто уже передавал переделанное экспертам. Эти функции выполнял соучастник — Дмитрий Кутейников. Преображенские действовали по единой схеме. Клиента спрашивали: что тебе нужно? Он говорил, к примеру, Киселев (Александр Киселев, русский пейзажист конца XIX века. — Esquire). Их подельник Кутейников (он же Дима Бык, который успел скрыться и, по оперативной информации, до сих пор находится в Грузии) ввозил из-за границы похожую по стилистике западную работу, при помощи реставраторов переделывал её «в Киселева» и передавал Преображенским, которые, в свою очередь, продавали её клиенту. В таких операциях должны быть задействованы несколько человек, чтобы обрубить умысел: Кутейников знал, что картина — подделка, но он её не продавал, а Преображенские отрицали и сам факт продажи и всегда могли бы сказать, что не знали о том, что работы неподлинные. Были ещё эксперты, которые подтвердили серию подделок. Доказать взаимосвязь между участниками мошенничества нам всё-таки удалось и удалось доказать то обстоятельст­во, что Преображенские намеренно заказывали на рынке подделки, продажа которых может принести не стандартные для антикваров 5-15 процентов, а одну-две тысячи процентов прибыли. В результате супруги получили по девять лет, которые Мосгорсуд потом сократил до шести. В этом деле было ещё много эпизодов, которые не были доказаны и не вошли в обвинение: так, за 4,5 млн евро Преображенские продали знакомому олигарху работы Кандинского и Малевича, которые, возможно, были поддельными. Но тут покупатель отказался общаться со след­ствием. Может, не хотел компрометировать себя, а может, сам успел перепродать эти работы.

Второй случай — дело Алек­сандра Белиловского. Тогда я представлял интересы потерпевшей стороны. В прошлом году состоялся суд и приговор. Белиловский был известен как немецкий арт-дилер (кличка — Алик Бременский), работал в Прибалтике, России и Германии. В этой истории он действовал в паре с руководителем крупнейшего экспертного учреждения Латвии Ивонной Вейхерте, имевшей также свою художественную галерею. Это была поддел­ка Карла Гуна (русский художник, живший в Прибалтике в XIX веке. — Esquire). На самом деле предмет принадлежал кисти какого-то то ли польского, то ли немецкого малоизвестного художника и был переделан под Гуна. В Латвии находятся крупнейшие специалисты по его творчеству. Вейхерте добилась того, чтобы её сотрудники дали положительную экспертизу на поддел­ку. Они даже специально вносили в русский вариант экспертизы текст, который должен был убедить потерпевшего, что это несомненная вещь. А Белиловский утверждал, что знает провенанс этого предмета — мол, предмет висел у его знакомых в зам­ке в течение 60 лет. Покупателем был один банкир. Она была продана за $600 тыс.

Когда Белиловский уже находился под стражей, потерпевший предлагал через адвокатов: «Почему ты не хочешь вернуть мне деньги, погасить ущерб? Я готов внести в суд ходатайство о твоём освобождении». Но он, хотя ему было уже 80 лет, не согласился и ничего так и не заплатил, хотя мы знали, что Белиловский — богатейший человек и вполне мог это сделать.

Его родственник рассказывал, что когда они приехали в его квартиру в Бремене вместе с немецкими судебными приставами, чтобы описать и изъять находившиеся в квартире многочисленные картины, то эксперт осмотрел их и сказал: «Вы знаете, это хорошие, действительно неплохие европейские работы, и каждый предмет стоит по несколько тысяч евро. В сумме это достаточно серьёзные деньги. Но проблема в том, что на каждой картине стоит фальшивая подпись: „Шишкин“, „Айвазовский“, „Маковский“ и так далее. Эти работы уже не представляют никакой ценности».

Белиловский получил три или четыре года. Вейхерте никакой ответственности не понесла, потому что в Риге уголовное дело в отношении неё валяется без движения. Ей даже не предъявляют обвинения, хотя в России оно предъявлено заочно, и доказательства её вины есть.

После этих двух случаев произошел какой-то перелом. Теперь все понимают, что за продажу поддельного предмета можно понести уголовную ответственность. Ну и очень важно, что вышли каталоги подделок. Стало очевидно, что в России существует гигант­ская проблема. Скажем, предметов Айвазовского на арт-рынке на 30% больше, чем он написал за всю свою жизнь. В результате люди стали покупать русскую академическую живопись с большей осторожностью. Работа поддельщиков стала не столь интересной экономически. Но, увы, закрепилось впечатление, что русский рынок — это рынок фальшивок, что, конечно, абсолютная ерунда. На русском рынке существуют фантастические и совершенно подлинные вещи, только искать их нужно не на поверх­ности.

И вот теперь новый скандал. Андрей Васильев и купленная им картина. Это один из немногих коллекционеров, для которого репутация важнее финансовых вопросов. Он не стремится совершить «подковерный» возврат предмета и забыть о мошеннике, а готов сражаться за справедливость в суде и в полиции. На мой взгляд, на российском арт-рынке начинают доминировать правовые, а не понятийные приоритеты, что меня как юриста очень радует».

Андрей Васильев, врач-психиатр, коллекционер русского искусства с большим стажем:

«В июле 2009 года один петербургский издатель предложил мне купить картину Бориса Григорьева «В ресторане», сказал, что она происходит из очень известной, солидной старой ленинградской коллекции. До этого картина принадлежала знаменитому коллекционеру Александру Бурцеву, который и опубликовал её первый и последний раз в принадлежавшем ему «Моем журнале для немногих» в 1914 году. Качество и провенанс казались очень хорошими, и я её купил — за $250 тыс. А потом выставил её на выставке в Москве в рамках «Года Франции в России» в начале 2010-го. И вот там к владелице галереи подошла сотрудница Центра Грабаря и сказала, что эта картина Григорьева была у них в Центре весной 2009-го, и они установили, что это фальшивка. Они уже готовы были признать её подлинной, потому что сделана она действительно мастерски, но она не «пролезала» по технологиям: там были использованы пигменты, которые вошли в обиход только после Второй мировой.

В марте 2011 года я сдал вещь в Русский музей на официальную экспертизу в расчете на то, что, может быть, произошла какая-то ошибка. Буквально через неделю все тамошние технологи заявили, что картина прекрасная и самая что ни на есть настоящая. Вещь была в Русском музее на исследовании с марта по начало июня 2011 года, и в это же время там открылась большая выставка Григорьева. Выходят каталоги, и — о ужас! — я вижу в них собственную картину, которая, оказывается, находится в запасниках Русского музея с 1983 года. У меня возникает ощущение, что со мной играют в «наперстки». Я спрашиваю посредника, который мне продал картину: «Слушай, откуда ты её взял вообще, что это за коллекция?» И он мне говорит: «Мне её принесла Лена Баснер». Это дочка композитора Баснера, в прошлом многолетняя сотрудница Русского музея, сейчас работает в Стокгольме и Хельсинки. Поразительно вот что: 1983 году под редакцией Баснер вышел каталог, где была описана — без воспроизведения — картина Григорьева «В ресторане». Дальше Русский музей пишет заключение, что моя картина может быть только копией той, которая находится у них в запасниках. Я иду к заместителю их директора и говорю: «Вы знаете, что сейчас будет большой скандал? Я, скорее всего, стал жертвой мошенничест­ва, и за ним стоит Лена Баснер». Замдиректора говорит: «Ну, Лена Баснер, она такая своеобразная, да. Мы с ней расстались сколько-то времени назад. Обращайтесь в милицию. Мы здесь ни при чем».

После этого я встретился с госпожой Баснер, и она сказала, что не помнит, кто ей принес вещь на продажу, кому она отдала день­ги, как описывала картину в каталоге, но помнит, что картина Григорьева «В ресторане», находящаяся в собрании ГРМ, — фальшивка. Такой казус сознания. Правда, потом, в полиции, она все вспомнила. После нашего разговора я пошел в полицию и написал заявление. Чтобы сделать копию такого качества, нужно либо работать в запасниках, имея перед глазами оригинал, либо сделать высококачественные фотографии. Получается, в Русском музее была организована подделка картины. Полиция со мной согласилась и начала проверку. Летом они передали дело след­ствию, но оно прислало мне бумажку, без всякой мотивировки сообщающую, что принято решение в возбуждении уголовного дела отказать. Мы подали в суд, требуя отмены этого решения.

Полиции Баснер рассказала совершенно другую историю: с ней якобы вышел на связь некий человек из Таллина по фамилии Арансон, который раньше жил в Ленинграде, и у него там в гараже осталась какая-то картина. Ее-то она и купила. Версия крупной ленинградской коллекции забыта — картина, оказывается, из гаража. Но как же вещь появилась в Центре Грабаря? Оказывается, к Арансону пришел знакомый, который сказал: «Дай мне эту картину на денек, я съезжу в Москву, попробую там её продать». Именно этот товарищ заказал экспертизу под свой паспорт. Но когда в Центре Грабаря ему сказали, что вещь фальшивая, он, чтобы не огорчать Арансона, не стал ему ничего говорить. То есть ни Арансон, ни Баснер этой информацией не обладали, и из всей кон­струкции исчезает, таким образом, самое главное — умысел. На этом основании наше следствие, несмотря на то что тут, очевидно, дейст­вует международная шайка, отказывает в возбуждении дела. Но все равно это постановление было отменено и прокуратурой, и судом одновременно. Сейчас все ещё длится проверка.

Вообще, рынок подделок колоссален, но в основном это поддел­ки для бедных. Любому здравомыслящему человеку понятно, что за пять тысяч долларов купить картину Шагала невозможно. Но есть настоящая, профессиональная подделка. Настоящий поддельщик должен быть конгениален человеку, который считается большим мастером, и таких людей крайне мало. К тому же технологический, искусствоведческий, исторический уровень подготовки у экспертов сейчас значительно выше, чем прежде. Остается одно — клонировать неизвестные подлинники. В моем случае произошло именно это: был сделан клон вещи, существующей в музее. Вот так наклепают они десяток Айвазовских или Шишкиных и несут их по экспертным учреждениям. Какая-нибудь подделка экспертизу всё-таки проходит — и поступает в продажу. Обычно такие работы едут в Мухосранск, за забор местного олигарха, но и покупка специалистами и коллекционерами подделок, увы, случается постоянно. Но люди предпочитают это не афишировать: не хотят прослыть простаками, не хотят светить большие деньги, надеются продать фальшивку.

Меня спрашивают: как я, опытный человек, не распознал подделки. Подделку такого уровня отличить очень сложно. Эта вещь в Центре Грабаря не прошла только проверку технологии. Про эту вещь в Русском музее два месяца говорили, что дадут на неё подтверждение. У меня были сомнения — раздувать скандал или нет. Практически все подобные истории замалчиваются. Но я посчитал, что в данном случае важнее раздуть скандал: это тот редкий случай, когда мошенников можно вывести на чистую воду».

NN, специалист по реставрации:

«Давайте сразу без имен и фамилий. Нас, мастеров, работающих со стариной, в Москве около тысячи человек. Между собой мы мало общаемся, нет контактов почти. Но заказчики пересекаются. И хочу подчеркнуть, мы не фальсификаторы, мы — реставраторы. К нам обращаются разные люди — торговцы, коллекционеры — с просьбой произвести какие-то работы с различными предметами. Мы работаем со старинным оружием, иконами, предметами мебели и другими изделиями. Люди приносят вещи, предлагают плату за работу. Ставят какие-то требования. Работа выполняется, и заказчик уносит вещь. Заказчик может попросить внести какие-то изменения в предмет, и мы вносим. Все вещи, с которыми мы имеем дело, подлинные. Подлинные в том смысле, что вот это действительно сабля конца XIX века, серебряная ваза конца XVIII или кинжал начала XIX века, принадлежавший офицеру. Конечно, возможно, некоторые из приходящих к нам людей потом при продаже выдают менее ценные предметы за более ценные, тем или иным образом придают им дополнительное значение. Фальсификаторы и мошенники — те, кто продает одни предметы под видом других. И мы к этому не имеем прямого отношения. Сказать точно, кто эти люди, мы не можем, потому что просто не знаем. Вообще, чтобы продать подделку, нужен большой талант, интеллект, особые способности. Ведь отношения на рынке антиквариата и предметов искусства очень тесные и строятся на доверии. Серьёзный покупатель, который готов платить за вещь большие деньги, у первого попавшегося человека ничего не купит. И фальсификатор должен репутацию сперва заработать.

У нас, реставраторов и экспертов по предметам старины, есть своя этика, которая выражается в том, что мы сами не продаем и не покупаем вещи. Мы лишь оказываем услуги, выполняем различные работы по реставрации и реконструкции. Реставратор, который торгует предметами, подозрительный человек.

Подделка — это, как правило, старая вещь, с достоверной датировкой, но с присвоенным ей ложным значением. Неизвестно чей старинный кинжал оказывается кинжалом Шамиля. Неизвестно кому принад­лежавшая икона оказывается иконой Его Императорского Величества Александра Александровича. Сделан­ная малоизвестным автором вещь становится произведением знаменитого мастера.

Бывают смешные случаи, и они нередки, когда к нам обращаются торговцы и просят не отреставрировать, а состарить вещи. Буквально, извините, испортить вещи. Это обычно касается вещей массовых, не очень серьёзных по значимости и цене. Иногда получается так, что хранятся они в идеальных условиях и не выглядят старыми. Такие предметы в обычном антикварном магазине продать очень сложно, потому что покупатель не верит, что вещь старинная.

С ноля фальсификат почти никто не делает — слишком дорого и тяжело технологически. Таких случаев единицы, хотя они случаются. Например, некоторое время назад какие-то умельцы изготовили якобы старинную коллекцию казацких шашек. Но они провели серьёзную работу: написали и издали книгу с описанием истории обретения этой коллекции, соз­дали сайт, организовали публикации в СМИ. И наконец продали коллекцию. Однако, на мой взгляд, это все работает с совсем уж простыми людьми.

Обычно все происходит иначе. Вот настоящий палаш начала XIX века. Такими пользовались сотни и, может, тысячи военных. Он применялся во время войны 1812 года. Нас просят его отреставрировать, убрать ржавчину, почистить эфес, но при этом сохранить истлевшую кожаную оплетку. Но ещё заказчик просит добавить на клинок две буквы — «Д.Д.». Зачем ему это, он не говорит. Возможно, этот палаш он подарит Диме Дуракову. А возможно, он впарит эту вещь олигарху, сказав, что это личное холодное оружие Дениса Давыдова. И заметьте, если этот палаш полежит немного где-то и произойдет окисление материала, то уже и не определишь с ходу, когда эти две буквы были нанесены. Ведь если в области живописи и есть какие-то технологии и эксперты, то с другими предметами, скажем, с металлом — очень сложно. Представьте, что приносят подслеповатой тетечке — сотруднице областного музея на экспертизу какой-нибудь клинок. И тот, кто приносит, утверждает, что вещь эта принадлежала какому-нибудь декабристу. Музейный работник открывает каталог, а там старая черно-белая фотография. Она смотрит: похоже? — похоже. И выписывает документ. Так появляется ещё одна знаменитая шпага, которую продают за дикие деньги.

Впрочем, в действиях фальсификаторов тоже есть положительный момент. Материальное наследие в России очень бедное — огромная его часть была утеряна, уничтожена, вывезена из страны. Это разрозненная мозаика. А подобные псевдоценности, возникающие на рынке, позволяют заполнить эти лакуны. Человек, покупающий якобы палаш Дениса Давыдова, возвращает себе часть утерянной истории. И ещё, фальсификаторы создают спрос на материальную историю, они повышают к ней интерес. И в этом есть явно положительное влияние. Тем более что покупатели тоже набираются опыта. Теперь уже невозможно продать какому-то богачу шашку времен гражданской войны под видом средневековой арабской сабли. Эти времена прошли. У людей появились опыт и знания».

Шедевральный фальшак

Оригинал этого материала (оригинал удалён)

© "Аргументы Недели", 04.08.2010, Антикварная окрошка или золотая тиара Гохмана

Надежда Попова

[...] Тяжелая ситуация на российском антикварном рынке достигла точки кипения: криминальная составляющая пробралась во все его структуры. Об этом «АН» рассказал Владимир Рощин, составитель пятитомного каталога подделок произведений живописи. Он же — издатель «Каталога предметов искусства, антиквариата и редких книг, находящихся в розыске». Эти каталоги уже вернули в Россию 10 шедевров.

Владимир Рощин за последнее время отправил несколько писем о диком состоянии экспертизы на антикварном рынке в Министерство культуры РФ. Несуразные ответы из этого ведомства В. Рощин принес в редакцию. Следом за В. Рощиным в «АН» приезжал один из уважаемых российских антикваров, назовем его Н.

Антиквар Н. (на условиях анонимности) рассказал много чего удивительного из жизни собирателей шедевров.

В тени Куккука

— Подделки существовали всегда, но такого пугающего количества раньше не было, — призналась недавно заместитель директора Департамента господдержки искусства Министерства культуры РФ Екатерина Селезнева. — Мне представляется, что всем этим заправляет некий международный квалифицированный картель. Там работают очень грамотные искусствоведы, талантливые исполнители копий, которые очень хорошо разбираются в новейших технологиях.

Как тут не вспомнить скандал на аукционе Сотбис в Лондоне в 2004 г. с картиной Ивана Шишкина «Пейзаж с ручьем». За час до продажи лот был снят. До аукциона эксперты отнесли это полотно к периоду, когда Шишкин проходил стажировку в Европе у художников дюссельдорфской школы. Ко всему прочему позору подлинность полотна, оцененного приблизительно в 1 млн. долл., была документально подтверждена экспертами Третьяковской галереи. После снятия картины с аукциона выяснилось: полотно Шишкина на самом деле принадлежит кисти голландского живописца Маринуса Адриана Куккука. Он также учился в дюссельдорфской школе, поэтому манера его письма напоминает шишкинскую. Кстати, «Пейзаж с ручьем» до событий на Сотбис в 2004 г. ушел с молотка на шведском аукционе Буковскис за 65 тыс. долларов. И случилось это в 2003 г. Кто-то очень сильно хотел заработать на бедном Куккуке.

Что ещё? Эксперты постоянно твердят об искусно раздутой стоимости картин Шишкина. Но слышать их никто не хочет. На недавнем шведском аукционе Буковскис «Лесная тропинка в сумерках» кисти Шишкина (подлинная) ушла с молотка за 1,3 млн. долл. Шишкин окончательно вошел в пятерку самых дорогих русских живописцев. Вот и объяснение, почему картины Шишкина так часто подделывают.

Гвозди, монеты и саркофаги

Умные люди говорят, что с тех пор как появился рынок искусства, его постоянно заполняют подделки. История фальшивок такая же долгая и красочная, как и история подлинных шедевров. Почему так бывает? В Средние века в храмах были собраны десятки голов Иоанна Крестителя и сотни гвоздей, якобы оставшихся от Распятия. В эпоху Возрождения виртуозы лихо научились подделывать древнеримские статуи и монеты, а в XIX веке Европу наводнили статуэтки и саркофаги из Египта.

— Сегодня подделывают две категории произведений, — рассказывает «АН» антиквар Н. — Это те, что редко встречаются (картины Ван Гога и Клода Моне), и те, что особенно ценятся (русские пейзажи опять же — Ивана Шишкина и драгоценности Карла Фаберже). [...]

Как надуть Лувр

Шепсель Гохман, свободный человек с замашками Оси Бендера, стал знаменит в начале ХХ века. Именно ему пришла в голову мысль — создать древнюю тиару (тройную корону) скифского царя Сайтафарна из подручных материалов, а потом искусно её состарить. Этот труд он доверил ничего не подозревающему одесскому ювелиру Израилю Рухомовскому.

Тиара удалась на славу. Гохман не стал радовать музеи Одессы-мамы, он решил осчастливить Лувр. И выдал вещицу с Малой Арнаутской «за древнейшее сокровище из земли Ольвии». В Лувре скифскую тиару приняли с благодарностью. Она была выставлена на всеобщее обозрение. Но многие учёные сразу высказали сомнение в её подлинности. Дирекция Лувра не стала прислушиваться к их мнению, и семь лет вся культурная Европа каталась в Лувр, чтобы посмотреть на «корону Гохмана». Точку в этой истории поставил ювелир Рухомовский. Он дал признательное интервью журналистам, а вскоре сам объявился в Париже. Администрация Лувра допросила его с большим пристрастием.

Скандал был грандиозный. Тиару из Лувра вынесли, но «подвиг» Гохмана стал притчей во языцех. [...]

"Итальянка" на улице Радио

А теперь прогуляемся на улицу Радио во Всероссийский художественный научно-реставрационный центр (ВХНРЦ) имени академика Грабаря. И посмотрим, как работают наши мастера.

— Этот центр — единственное в Москве государственное учреждение, — рассказывает «АН» составитель каталогов подделок Владимир Рощин, — которое оказывает экспертные услуги музеям России и частным коллекционерам. Но в центре творится что-то странное. Очень напряженная обстановка в отделе научной экспертизы. Этот отдел возглавляет Анна Киселева. За три последних года из отдела ушла добрая половина ведущих экспертов. Об этом министру Авдееву уже сообщала бывший научный эксперт ВХНРЦ им. Грабаря Татьяна Горячева (копия этого письма есть в редакции).

Выяснилось, что Анна Киселева в одном лице имеет статус эксперта по западной живописи, должность начальника отдела научной экспертизы и пост председателя экспертного совета.

— Это почти то же самое, если бы в одном лице объединились адвокат, прокурор и судья, — считает В. Рощин.

Сегодня в Минкульте накопилось немало заявлений от клиентов центра им. Грабаря о вымогательстве со стороны А. Киселевой. В распоряжении редакции есть заявление на имя министра Авдеева (от 02.07.2010 г.) о вымогательстве 20 тыс. долларов. Эту сумму г-жа Киселева выставила клиенту, который попросил сделать экспертизу картины русского художника И. Шультце.

И есть ещё одно заявление от 25 апреля с.г. о фальшивом заключении Киселевой на подлинную картину Карла Брюллова «Итальянка» (картину признали подлинной в Государственном Русском музее, в Эрмитаже и в Государственном музейном фонде). Какую цель преследовала эксперт Киселева, вынося заведомо ложный «приговор» картине?

— На антикварном рынке уже неоднократно всплывали экспертные заключения на фальшивые работы, подписанные Анной Киселевой, — свидетельствует Владимир Рощин. — Удивляет ещё и то, что жалобы на действия Киселевой министру Авдееву идут и идут, а меры-то никакие не принимаются. И некоторым антикварам и экспертам работать с Киселевой попросту не хочется.

Так почему же в середине июля загорелись мастерские в центре Грабаря? Кто прятал концы в огонь и в воду? [...]

Фабричные яйца Фаберже

А теперь поинтересуемся у уважаемого антиквара Н., откуда у нас в стране так много яиц Фаберже? Помнится, при жизни Фаберже создал 50 императорских пасхальных яиц. Большинство из них находится в музеях. О судьбе восьми яиц ничего не известно.

— Этим и воспользовались пройдохи, которые сумели заработать на «пропавших» яйцах Фаберже огромные деньги, — рассказывает антиквар Н. — Их было трое: Наум Николаевский, Эдуард Зингер и Василий Коноваленко. И подошли они к вопросу производства яиц под Фаберже со всей основательностью. Нашли потомков мастеров, которые работали под Фаберже, и выкупили эскизы. Настоящие клейма нашли в Риге. А сами яйца клепали на Кировском заводе. И наклепали…

Сегодня эти яйца под Фаберже всплывают то там, то сям. Даже музеям Кремля досталось пасхальное яйцо от Зингера и Николаевского. Его не так давно конфисковали у африканских дипломатов. В музее определили, что это подделка, но оставили в коллекции. На память.

А сколько ещё фабричных «яиц Фаберже» катается по миру? [...]

Станок в Киево-Печерской лавре

Но где же создают подделки? В квартирах? Офисах? Банках или банях? Одна из подпольных лабораторий недавно была обнаружена в …Киево-Печерской лавре. Об этом журналистам сообщил наместник лавры архиепископ Павел. Любители антиквариата оборудовали помещение плавильной печью и десятками матриц для изготовления ювелирных украшений, орденов и крестов, включая ордена Ленина и Красной Звезды.

Милиционеры обнаружили в этой подпольной лаборатории много ювелирного лома, драгоценных камней и даже подделки под скифские находки. [...]

Пикассо с тремя этикетками

Подделывают сегодня не только полотна, — продолжает свой рассказ антиквар Н. — Несколько лет назад по каналам Интерпола в Россию пришел запрос проверить, не украдена ли из Эрмитажа картина Пабло Пикассо «Женский портрет». В Эрмитаже все переполошились…

Почему пришел такой запрос? Картину «Женский портрет» Пабло Пикассо нашли на черном рынке. Она была маркирована тремя этикетками, подтверждающими, что в разное время полотно принадлежало трем музеям. На момент запроса — Эрмитажу. Наличие тройной маркировки и привлекло теневых покупателей: значит, решили они, картина Пикассо подлинная. И — очень дорогая.

Но «Женский портрет» (то есть подлинник) в Эрмитаже оказался на месте. Получается, этикетки были блестящей подделкой на не менее блестящей копии Пабло Пикассо. Значит, люди, которые придумывают все эти фокусы, обладают невероятной фантазией, талантом и, бесспорно, — широкими связями. [...]

Исчезновение антиквара Тульчина

В начале мая 2003 г. при весьма странных обстоятельствах исчез известный питерский антиквар Аркадий Тульчин. Он был известен в Петербурге как владелец сети антикварных салонов «ХIХ век». Тело его так и не нашли. Уголовное дело закрыли.

— Год-два мы надеялись на его возвращение, — признался вице-президент Ассоциации антикваров Петербурга Михаил Суслов, — но, получается, напрасно.

В антикварных салонах Тульчина хранились вещи работы Фаберже, Кехле и Болина, а также екатерининские подвески и серьги времен Петра I, бриллиантовые колье, подарочные медальоны, усыпанные драгоценными камнями.Что и с кем не поделил антиквар Тульчин? Кто его убил? И за что? И будет ли когда-то разгадана тайна его исчезновения?

Смерть в музейной котельной

— В истории уже был один антиквар, который исчез также бесследно, как Тульчин, — рассказывает антиквар Н. — Это Гарабед Крикор Басманджан. Он пропал в Москве в 1989 году. Ушел из гостиницы «Москва» и не вернулся…

Оказывается, Басманджан в 70-х годах эмигрировал из Армении во Францию. Открыл в Париже собственную галерею. И вскоре стал миллионером.

Как выяснилось уже после исчезновения Басманджана, антиквар участвовал в крупных операциях по незаконному вывозу из России художественных ценностей. В этих операциях были замешаны владельцы антикварных салонов, частные коллекционеры, сотрудники спецслужб и, конечно, мафиозные группировки. Но однажды этот отлаженный конвейер дал сбой. И Басманджана убили. Как потом выяснили следователи, антиквара сожгли в котельной одного из музеев на Петровке.

Позже эта котельная фигурировала ещё в 5 уголовных делах, связанных с исчезновением крупных предпринимателей.

Получается, что на российском антикварном рынке есть место всем: и истинным коллекционерам, и скупщикам краденого, и виртуозным мошенникам, и даже экспертам с мировыми именами.

На этом рынке действует мощная преступная группировка. Именно она наводнила антикварный рынок высококачественными подделками. И сегодня эти подделки обнаружены даже в коллекции одного из бывших директоров ФСБ РФ. Дальше, как говорится, ехать некуда.

197 подделок

Подделки, фальшивки, перелицовки заполонили не только Россию. Они — настоящий кошмар для всемирно известных аукционных домов. Статистика снятия русских лотов с аукционов Сотбис, Кристи и Филлипс удручает.

— В 1988 году в Швейцарии судебному преследованию подвергся организатор выставки работ художника Михаила Ларионова, — продолжает свой рассказ антиквар Н. — Все 197 работ были признаны подделками.

С 1992 г. аукционный дом Филлипс де Пюри вообще отказался от проведения специализированных аукционов по русскому искусству.

В декабре 1995 г. с аукциона Сотбис сняты две картины Любови Пановой, а также три картины Эля Лисицкого. Причина та же — сомнения в подлинности.

В 2000 г. на аукционе Сотбис «блокировка» русских лотов достигла невиданных масштабов. Сняли даже те картины, что были помещены в каталог: полотно Айвазовского, работы из мастерской Куинджи, произведения Петрова-Водкина.

— В этих провалах виноваты не только нечистоплотные дельцы от искусства, — считает Владимир Рощин, — но и российские эксперты, которые атрибутировали подделку, прежде чем она появилась на мировом рынке.

К слову, до недавних пор российскую школу экспертизы считали одной из самых сильных в мире. Однако сегодня именно российских экспертов постоянно упрекают в ангажированности. И это ещё не вся беда. Нередко разные эксперты дают на одну и ту же картину как положительные, так и отрицательные заключения.

Вот так мы веселим весь мир.

Мальчик в сандалиях и без

А зачем горе-антиквары иной раз перекраивают полотна известных и хорошо продаваемых художников? Таких случаев на антикварном рынке тоже немало.

— Вы правы. Такая история приключилась с картиной Генриха Семирадского «Утром на рынок». Эта картина была похищена из таганрогского музея, — продолжает свой рассказ антиквар Н. — Последний раз картину видели в 1998 году, когда один из искусствоведов составлял каталог экспонатов. Потом петербургское издательство «Золотой век» решило составить альбом Семирадского. Они-то и запросили музей в Таганроге. Сотрудники музея отправились в запасники, но картины и след простыл.

В журнале «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования» в разделе «Внимание: розыск!» удалось опубликовать фотографию полотна Семирадского. И откликнулись честные антиквары. Они и сообщили, что картина проходила через них. И назвали фамилию покупателя.

— Покупатель картину вернул. Но она была «перелицована», — продолжает антиквар Н. — На той картине мальчик был в сандалиях. А возле храма были ступеньки. На новом полотне у мальчика нет обуви, он бос. А у храма отсутствуют ступеньки. Почему мошенники это делают? А чтобы была возможность выдать картину за авторскую копию. Получается, и оригинал как бы сохранили, и авторскую копию сделали. Оригинал этого материала (оригинал удалён)

© "Аргументы Недели", 23.03.2011, Индюк с "антикварной" камеей

Надежда Попова

[…] Итак, продолжаем тему. Мои собеседники — руководитель проекта, издатель Каталога подделок и Каталога предметов искусства, антиквариата и редких книг, находящихся в розыске, — Владимир Рощин и антиквар Н., который согласился разговаривать с журналистом на условиях анонимности.

Фрейд, Бэкон и Абрамович

— Открою вам такую тайну: рынок подделок на Западе имеет несравненно большие обороты, чем рынок подлинного антиквариата, — говорит антиквар Н. — Продажа вещи через солидный аукцион не гарантирует приобретения подлинного шедевра. Экспертные комиссии перед проведением аукционных торгов ещё на стадии подготовки к продаже могут разоблачить подделку. Но, увы, не всегда. Как заявил в Лондоне на конференции «Проблемы преступности в сфере искусства» ведущий научный сотрудник Британского музея Пол Крэддок, «количество настоящего материала на рынке очень невелико. И большая часть древностей либо краденая, либо поддельная».

— Рынок антиквариата по своим доходности и обороту сравним, пожалуй, с торговлей лекарствами и алкоголем, — считает издатель Каталогов подделок Владимир Рощин. — Но сегодня почти 70% на рынке антиквариата — по мнению экспертов — подделки. Росохранкультура пытается бороться с этим явлением, которое образно называют «арт-чумой». Именно для этого и выпущены Каталоги подделок произведений живописи. И благодаря каталогам «Внимание, розыск!» в Россию уже вернули более 10 шедевров. И это блестящий результат.

Тем временем на известных аукционах теперь появляются «знакомые все лица». Говорят, с недавних пор аукционами «Сотбис» и «Кристи» увлекся Роман Абрамович. Он уже вошел в десятку крупнейших коллекционеров антиквариата. В его коллекции — немало редких предметов, таких как картины Фрэнсиса Бэкона и Люсьена Фрейда, а также бронзовая статуэтка работы Альберто Джакометти. Будем надеяться, что все, что приобрёл г-н Абрамович на аукционах, — вещи подлинные.

Одалиска в трауре

А вот известному собирателю произведений искусства Виктору Вексельбергу повезло куда меньше: в его раритетной коллекции вдруг появилась подделка. И попала она в коллекцию с аукциона «Кристи» (ноябрь 2005 г.). Это полотно Бориса Кустодиева «Обнаженная в интерьере». В Каталоге подделок работа названа «Одалиска» (стоимость — 2,9 млн. долларов). Она снабжена тремя отрицательными экспертизами. […]

Но кто же дал поддельной картине положительную экспертизу? Картина была продана без экспертизы и имела якобы хороший провенанс (история продаж — «АН»).

— Главные виновники криминализации арт-рынка сегодня не арт-дилеры, а эксперты, превращающие их в подлинники, — считает Владимир Рощин.

Комод Андре Буля

Но как, какими окольными путями приходят на аукционы и в частные коллекции фальшивки и подделки?

— Тут интересно будет проследить, к примеру, появление раритетной мебели придворного мастера Андре Буля, — рассказывает антиквар Н. — Буль — это шкафы, комоды, консоли, столы, стойки для часов. Они очень узнаваемы — среди растительных узоров появляются крылатые ангелочки. Первые комоды, выполненные в стиле «Буль», были изготовлены из красного дерева. Мода на комоды Буля в Европе появилась не так давно. Но при своей жизни Буль не был широко известен. Да и его маленькая «фабрика» работала исключительно для нужд королевского двора. И вдруг на мебель работы Буля возникает ажиотажный спрос. И почти в каждой обеспеченной парижской семье появляются комоды Буля. Откуда же? Искусствоведы провели расследование и выяснили: лет 120 назад в Париже работала фабрика, производившая мебель «под Буля». И мебели этой она настругала огромное количество.

Фантазеры из Неаполя

У индустрии фальшивок — своя давняя и долгая история, порой весьма фантастическая. В производстве фальсифицированных предметов старины засветились многие страны мира.

Чем прославилась Голландия? Голландцы занимались изготовлением и продажей фальшивого китайского фарфора.

Не остались в стороне и итальянцы. Чёрные антиквары в Венеции специализировались на фальсификации старинных предметов с инкрустациями из слоновой кости. Город Неаполь стал европейской столицей фабрикации поддельных античных камей. Вот только вырезанные из камня камеи имели очень уж легкомысленно-свежий вид. Чёрные антиквары придумали выход из положения: на помощь они призвали... индюков. И заставили птицу глотать камеи. На выходе из индюшачьего желудочно-кишечного тракта произведение искусства стало выглядеть вполне «древним».

"Русские торги" на "Кристи" и "Сотбис"

А когда проявились первые русские коллекционеры? Они появились на известных аукционах во время перестройки. И русское искусство вмиг стало высоколиквидным товаром. Именно высокая покупательная способность новых русских подогревает цены на предметы отечественного искусства на известных аукционах.

Наибольший темп продаж на аукционах наблюдается последние шесть лет. В 2004-м общая стоимость русских лотов, ушедших с молотка на «Кристи», составила 23 млн. долл., а на «Сотбис» — 51 млн. долларов. В 2005 г. показатели «Сотбис» удвоились. У «Кристи» возросли на 77%. И достигли 40,7 млн. долларов. В 2006-м сумма оплаченных чеков на «Кристи» вновь возросла, уже до 70 млн. долларов. Но годом рекордов для обоих аукционных домов стал 2007-й. «Русские торги» принесли «Сотбис» 80 млн., а «Кристи» — 92 млн. долларов. [...]